от 12 лет

Юрий Норштейн в блоке программ звезд анимации «Имена» представлен двумя событиями. Первое – ретроспектива самых знаменитых его фильмов. Сам режиссер парадоксально решил начать ее с ранней и редкой картины, снятой совместно с одним из столпов советской анимации Иваном Ивановым-Вано. Возвышенно-патетическая «Сеча при Керженце» о граде Китеже сделана в стилистике древних русских фресок на музыку Римского-Корсакова. За «Сечей» пойдут уже все главные фильмы Норштейна, снятые им с художником Франческой Ярбусовой и композитором Михаилом Мееровичем: «Лиса и заяц», «Цапля и журавль», а также «Сказка сказок» и «Ежик в тумане», названные последовательно международным жюри в Лос-Анджелесе (1984) и в Токио (2003) лучшими мультфильмами всех времен и народов.

В своих фильмах Норштейн создал особый жанр поэтической анимации, чистой лирики, развивающейся в череде зрительных образов. Здесь внезапные ассоциации, воспоминания, страхи, мечты – важнее собственно движения сюжета. «Ежик в тумане» – короткая сказка о ежике, который шел в гости к своему другу медвежонку, да заблудился в предвечернем тумане, – стала историей о фантазиях и страхах задумчивого и мечтательного ребенка. В «Сказке сказок» – получасовом фильме-воспоминании, захлебывающемся потоке мыслей и чувств, – притча о поэте соединена со сказкой, детскими впечатлениями и мечтами. Герой фильма – волчок со скорбными глазами, тот самый, про которого детям поют на ночь: «придет серенький волчок и утащит за бочок». Здесь рядом с брошенным старым домом – с забитыми ставнями и скрипучими досками – дождливая осень и рев уезжающих машин. Здесь в снег падают с дерева огромные зеленые яблоки, а румяный ребенок сидит на верхушке дерева и кормит своим яблоком двух ворон. И на голове у папаши, гордо шагающего домой впереди семьи, вдруг вырастает наполеоновская треуголка. В глубине заброшенного дома волчок открывает дверь в детство, словно в ослепительно сияющее лето: в том мире девочка прыгает через скакалку с добродушным двуногим быком, в небе плавает огромная рыба, женщина за домашними хлопотами ждет мужа, а поэт в порыве вдохновения играет на лире. Скатерть улетает со стола под звук уходящего поезда, словно осенний лист.

Среди перебивающих друг друга воспоминаний «Сказки сказок», одно из самых лаконичных и острых – война, увиденная детскими глазами (Норштейн родился в год начала войны). Танцплощадка в тусклом свете одной лампы, пары, танцующие знаменитое танго «Утомленное солнце». И с каждым кашлем заедающей пластинки из пары исчезает мужчина. Под звук уходящего поезда сквозь ряд обнимающих пустоту женщин, уходит строй солдат в военных плащ-палатках. Потом прилетят письма-извещения: «ваш сын…», «ваш муж…», «ваш брат…», и опять заиграет танго, но мало кто из женщин получит обратно своих мужчин. Они так и будут в танце обнимать пустоту, а вернувшийся с войны гармонист окажется одноногим. Кусок черного хлеба на блюдце и поминальный стакан водки означают конец войны. Как считает исследователь анимации Михаил Гуревич, ближайший лирический аналог «Сказки сказок» – фильм Андрея Тарковского «Зеркало», снятый примерно в то же время человеком с близким набором ассоциаций и воспоминаний.